Еще я успел заметить, как двое деревенских мальчишек дунули к роще; авось они поторопят вольных стрелков, которые должны были сейчас уже шагать к Руттерфорду.

Я не сомневался, что убью Хантингдона, но даже сама Дева Мария не поможет мне потом справиться с дюжиной его прихлебателей, вооруженных до зубов, в кольчугах и шлемах. Хорошо еще, что сам Хантингдон не носил кольчуги, — наверное, он еще не настолько оправился от ран, чтобы таскать на себе этакую тяжесть.

И все же он неплохо действовал — для инвалида. Сам я плевать хотел на боль в ноге и в плече, ничто не могло помешать мне прикончить этого подонка!

Мы дрались, рыча английские и французские ругательства, опрокидывая попадающиеся на пути скамьи и корзины с посудой. Я старался оттеснить графа туда, где горели майские костры, подальше от руттерфордцев, следящих за нашим поединком… подальше от Мари. Пока мне это удавалось. Последний десяток ярдов Хантингдон непрерывно пятился, с трудом отражая мои удары, ни разу не сумев перейти в контратаку, и я ухмыльнулся, увидев на его лице крупные капли пота…

Но вскоре мне самому пришлось быстро вытереть мокрый лоб — потому что справа и слева от нас теперь полыхал огонь.

Мы вошли в узкое пространство между двумя кострами, и ярко-красный отсвет вспыхнул на клинке, нацеленном мне в лицо. Я отразил удар, мечи столкнулись, выбив быстрые искры.

Я был гораздо сильнее графа, но и опыт тоже кое-что значил. Его следующий выпад чуть было меня не достал, но только чуть — кончик его меча лишь полоснул меня по предплечью, когда я ушел вбок… Моя кровь с шипением брызнула на угли костра, и не успел Хантингдон восстановить равновесие, как я воткнул клинок ему в грудь по самую рукоять.

Он выронил оружие, вцепился обеими руками в торчащее из его груди лезвие, и я располосовал ему ладони, с силой выдернув меч. Моя ненависть к этому человеку угасла в тот самый миг, когда он грянулся о землю: хотя граф еще дышал, он был уже покойником… Но у меня были большие шансы вскоре присоединиться к нему: удивленные возгласы за моей спиной сменились стуком копыт.

Я обернулся, сжимая скользкую от крови рукоять меча. Дружки Хантингдона, следившие за нашей схваткой в полной уверенности, что граф прикончит «простолюдина», теперь рысили ко мне, и было ясно, что ни один из них не собирается по-рыцарски сходиться со мной в поединке на мечах. Десять тысяч мечей я бы отдал сейчас за единственный лук и за колчан, полный стрел!..

Что ж, сегодняшний день явно был днем исполнения самых заветных желаний.

Не успел я переступить через Хантингдона, готовясь к безнадежной схватке, как одна из рыцарских лошадей вдруг повалилась на бок, другая понесла, лишившись всадника, выбитого стрелой из седла, — и на краю буковой рощи появились мой крестный и Робин Локсли. У Робина было два лука: его собственный — в руках, мой — за спиной, и, выпустив еще одну стрелу, он побежал ко мне.

Вилл осы́пал всадников не только стрелами, но и забористыми ругательствами; все это вместе взятое заставило почти всех рыцарей повернуть коней к новому врагу. Однако четверо продолжали двигаться в мою сторону, и я бросил меч в ножны, чтобы рвануть навстречу Робину…

Но почти сразу столкнулся с Мадлен. Я не заметил, откуда здесь взялась «колдунья из Лонжюмо»; как полагается истинной ведьме, она как будто сгустилась из воздуха и, выдернув что-то из-под плаща, швырнула в огонь…

Лишь на короткий миг я увидел ее белое испуганное лицо, а потом дым костра окрасился в ядовито-зеленый цвет, и земля исчезла у меня из-под ног… А вслед за тем исчезло все остальное.

Я падал.

Я падал в зеленую жаркую пустоту, пропахшую запахом мяты, отчаянно пытаясь ухватиться за что-нибудь и остановить свое падение.

Глава сорок первая

ВОЗВРАЩЕНИЕ… И ВОЗВРАЩЕНИЕ

Я ухватился за нечто взвизгнувшее и теплое, и мы вместе рухнули на ковер, украшенный двумя драконами — синим и красным.

Истошный визг ударил меня по ушам, я отпустил Мадлен, которую крепко держал за плечи… На визг француженки эхом отозвался другой, я быстро сел и разогнал ладонью рассеивающийся зеленый дым.

На нас с ужасом смотрела Матильда Деркач, зажав под мышкой толстого желтоглазого кота. Кот был угольно-черным.

Я огляделся по сторонам так, как будто попал на другую планету, а не в комнату старого фонда моего родного Питера.

Похоже, в этой комнате ничего не изменилось с тех пор, как я ее покинул. Те же самые магические причиндалы на столе; кресло, в котором я сидел, повернутое под тем же углом к столу; ароматические фитили в глиняных подставках, не прогоревшие даже до половины… Но не столько все это, сколько необъяснимая внутренняя уверенность подсказывала мне: я отсутствовал в этой комнате и в этом времени всего несколько мгновений — хотя там, куда забросила меня Матильда Деркач, прошел без малого год.

И сейчас там…

Вспомнив, что происходило в Руттерфорде в тот миг, когда я его покинул, я взметнулся на ноги, заставив обеих недоделанных колдуний снова истерически взвизгнуть. На сей раз на их визг заунывно отозвался кот, пытаясь вырваться из-под мышки у хозяйки.

Я прервал эти звуки оглушительным:

— Цыц!!!

Как ни странно, заткнулись не только обе женщины, но и котяра, и вся троица испуганно уставилась на меня. У Мадлен сейчас было больше, чем когда-либо, причин пугаться, но и испуг в глазах Матильды Деркач был вполне объясним. Бедняга еще не успела оправиться от потрясения, вызванного исчезновением клиента, — как вдруг он мало того, что появляется снова, так еще падает на ее ковер в обнимку с диковинно одетой истеричкой, сам обряженный черт-те во что, да еще с волосами, отросшими до плеч, да еще с мечом у пояса, да еще весь в крови!

То, что у меня из пореза на предплечье продолжает капать кровь, я понял только, заметив красные пятна на ковре, но извиняться за беспорядок не стал — мне было не до правил хорошего тона.

— Отправляй меня обратно!!! — взревел я, не зная, к какой колдунье обращаться, и переводя взгляд с одной на другую. — Быстррро!!!

Мадлен несколько раз перекрестилась, Матильда Деркач побелела и закатила глаза, похоже, намереваясь упасть в обморок. Кот, воспользовавшись тем, что хозяйская хватка ослабла, отчаянно засучил лапами, вырвался, шлепнулся на пол и хотел дать деру, но я поймал его за шиворот, а второй рукой подхватил под локоть его хозяйку.

— Никуда вы не денетесь, пока не исправите то, что натворили!!! И мне плевать, как вы это сделаете, — отправляйте меня обратно, иначе…

Матильда только молча открывала и закрывала рот, с ужасом глядя на меня, но Мадлен, по-прежнему сидевшая на ковре, вякнула что-то по французски, и я вдруг понял, что ору не на своем родном языке, а на том, который стал мне родным за минувший год.

Борясь с паникой, я заставил себя прислушаться к лопотанию Мадлен: заикаясь, француженка объясняла, что, наверное, из-за того, что моя кровь пролилась в огонь костра, и получилось совсем не то, что требовала от нее госпожа Катарина… Упоминание о жене отвлекло меня лишь на пару секунд.

С Катариной я разберусь по возвращении, а сейчас самое главное — вернуться, да как можно скорее!!!

Сделав глубокий вдох, я заставил себя заговорить спокойнее:

— Хорошо. Тебе нужна моя кровь? Бери, ради бога, хоть два галлона, — я повернулся от Мадлен к Матильде Деркач и перешел с французского на русский: — А тебе что нужно? Денег? Держи! — я кинул кота на кресло, вытащил из кошеля у пояса все, что у меня с собой было, — горсть мелкого серебра и два золотых соверена — и швырнул их на стол. Матильда, вздрогнув, уставилась на деньги так же обалдело, как перед этим таращилась на меня. — Можешь взять в придачу и это, — вслед за золотом и серебром я бросил на стол роскошный охотничий нож восточной работы, бывшую собственность барона Кертиса. — А теперь возвращайте меня в Руттерфорд! Быстро! А если вы этого не сделаете, я сниму с вас шкуру этим ножом — со всех троих!