— Не сказал ни единого слова! — печально покачал головой настоятель.
— Не сказал священнику — скажет палачу!!! — вице-граф грохнул кулаком по столу так, что на нем подпрыгнула посуда. — Он мне все выложит, сукин сын, я вытрясу из него награбленное до последнего пенни! Кровь Христова, мерзавец еще будет умолять, чтобы я высчитал с него проценты за полтора года!!!
Поймав свой качнувшийся кубок, я сделал глоток, чтобы промочить вдруг ставшее очень сухим горло.
— Значит, пока Локсли ничего не сказал?
— Ни единого слова, лесной ублюдок! — прорычал вице-граф. — Ну ничего, через день-другой он сам приведет меня к своим тайникам! Приведет и будет скулить, чтобы…
— А как же остальные разбойники, сэр Певерил? — пискнула жена сэра Персиваля.
Она была полукровкой, как и Катарина, дочерью саксонского тана из Хаксвелла. Плохо зная язык норманов, эта дама редко раскрывала рот, но сейчас задала на удивление здравый вопрос.
— Остальные разбойники без Локсли — ничто! — заявил шериф уже слегка заплетающимся языком. — Проклятый йоркширец был их головой, он держал их на сворке… А без него мы запросто переловим всех аутло! Выкурим их, как кроликов из нор…
Сэр Персиваль о чем-то спросил вице-графа по-французски, Певерил ответил гостю на том же языке… И дальнейшие разговоры потекли мимо меня, невнятные, как шум дождя.
Но я уже узнал все, что мне было нужно.
Шериф и сам не подозревал, насколько он был прав. Да, йоркширский беглец и впрямь «держал» всех остальных аутло, но не так, как предполагал Вильям Певерил. Локсли не был головой лесных отщепенцев, он был их душой — и их надеждой. Он дал им взамен отчаяния гордость и радость жизни… Вот почему Дикон, без сомнения, не ошибался, так же как не ошибался шериф ноттингемский. Без Робина Гуда всей шервудской шайке очень скоро придет конец, как пришел конец всем другим шайкам, разбойничавшим в здешнем лесу.
И если труп главаря шервудских разбойников через несколько дней будет вывешен в клетке рядом с трупом Гая Гисборна, — как знать, не лишится ли наше будущее одной из самых живучих и красивых легенд, какие подарило человечеству средневековье? Войдет ли Робин Гуд в историю, если погибнет уже сейчас? А если нет — каким станет мир без легенды о бескорыстном разбойнике, который грабил богатых и раздавал бедным?
Я быстро отмел все эти вопросы, так же как мысль о том, в силах ли я изменить будущее, или любые мои метания здесь заранее предопределены. Думать об этом было все равно, что ломать голову над извечной проблемой: что появилось раньше — курица или яйцо. Мне хватало забот в настоящем, чтобы беспокоиться еще и о грядущем…
Когда мой бокал показал дно, я уже знал, как поступлю.
— Ты не осмелишься это сделать!
— Осмелюсь. И сделаю.
— Нет! Если ты сейчас уйдешь, можешь никогда больше не возвращаться!
Я молча посмотрел на Катарину, засовывая за пояс сзади ножны с ножом. Мне больше нечего было сказать; мы и так успели швырнуть друг в друга словами, которые вряд ли когда-нибудь забудутся.
Но моя жена не считала, что сказано все, — она метнулась по комнате и встала между мной и дверью, дрожа от ярости и сжимая кулаки.
— Ты присягал служить шерифу ноттингемскому. И так-то ты держишь слово? Ты обещал отцу беречь и защищать меня. И так-то ты выполняешь свое обещание? Я всегда знала, что из простолюдина не сделаешь благородного человека, но никогда не думала, что вышла замуж за сумасшедшего! За идиота, готового рискнуть головой ради презренного аутло! Твоего Локсли давно уже пора было колесовать! Будь в тебе хоть капля порядочности, ты бы сам изловил это отродье, и тогда…
— И тогда твоему отцу не пришлось бы возвращать ему долг, так? — взяв Катарину за плечи, я осторожно отодвинул ее в сторону. — Мне пора идти. А тебе уже пора быть на дороге в Аннеслей.
Мне показалось, Катарина сейчас даст мне пощечину, но вместо этого она разразилась яростным криком, от которого заколебалось пламя свечей:
— Не хочу тебя больше знать, никогда, слышишь?!!
— Увидимся в Аннеслее, — с этими словами я плотно прикрыл за собой дверь.
Вздрогнул, услышав, как с другой стороны в нее что-то врезалось со звонким грохотом, и, не оглядываясь, быстро пошел к выходу.
Глава двадцать третья
В ЗАМКОВОЙ СКАЛЕ
— Я не могу, сэр Гринлиф. Никак не могу… Это попросту невозможно!
— Подумай еще разок, — я скрестил руки на груди и сверху вниз посмотрел на Вольфа, всем своим видом давая понять, что разговор будет закончен только тогда, когда я получу правильный ответ.
До сих пор все ответы молодого стражника оказывались неправильными.
Парень облизнул губы, огляделся по сторонам и снова попробовал меня вразумить:
— Его держат даже не в городской тюрьме, а в пещерах под Замковой Скалой. В темнице выставлена тройная стража. Господин вице-граф сегодня сам провел там весь вечер, наблюдая за пыткой…
Я быстро взглянул на солнце, опускающееся за скалу.
— Локсли что-нибудь сказал?
— Ни словечка. Ни о том, где он прячет сокровища, ни о своих сообщниках. Вот почему, даже если вы сумеете до него добраться… — Вольф в который раз торопливо оглянулся, чтобы убедиться — мы по-прежнему одни в тупике между домами без окон. — Даже если вы сумеете до него добраться, из этого не выйдет толку. Локсли сейчас не сможет идти, не то что бежать. Сменившиеся со стражи парни говорили — теперь знаменитый разбойник не поднимет лук, даже если ему пообещают за это помилование, свободу и спасение души…
Вольф охнул, когда я вдруг схватил его за ворот и крепко прижал спиной к стене дома.
— А теперь послушай меня! — глядя ему в глаза, тихо проговорил я. — Ты покажешь мне вход в пещеры и объяснишь, как выбраться оттуда за городской палисад.
— Я не…
— Иначе вице-граф узнает, что отец рассказал тебе, где разбойники прячут награбленное добро!
Сын Дикона разинул рот.
— Но он мне ничего не рассказывал!..
— Объяснишь это шерифу, когда тебя вздернут на дыбу, — я отпустил парня и тряхнул за плечо, стараясь привести в чувство, — уж больно у того был ошарашенный вид. — Чтобы заполучить эти деньги, шериф наверняка наплюет даже на иммунитет барона Лекока!
Какое-то время Вольф продолжал ошеломленно таращиться на меня, пока его неторопливый ум не подсказал нужный аргумент.
— Но ведь я тоже могу рассказать, что вы…
— Давай, — я мотнул головой в сторону выхода из тупика. — Иди, расскажи всем, что я — Маленький Джон, «правая рука» Робина Гуда, как поется в балладах. Если очень постараешься, может, шериф тебе поверит. Тебя утешит, если я отправлюсь в пыточную вместе с тобой?
Вольф начал переминаться с ноги на ногу. Он делал это так долго, что мне захотелось снова схватить парня за ворот и как следует потрясти.
— Х-хорошо, — наконец пробормотал молодой стражник. — Я покажу вам вход в пещеры. Но поклянитесь Господом нашим, который умер на кресте, что не выдадите меня, когда вас схватят!
— Клянусь Христом и всеми его двенадцатью апостолами, — я поднял руку к небу. — Пойдем.